Лунная пыль. Я, робот. Стальные пещеры - Страница 19

Первым делом надо определить, где находятся обломки. Это не так уж сложно, пусть даже они погребены под миллионами тонн камня. Есть геофизические приборы, всевозможные металлоискатели. Через пробоины из кабины в лунный вакуум (почти вакуум) вырвался воздух; даже теперь, хотя прошел не один час, должны быть следы углекислого газа и кислорода. Их обнаружат индикаторы, которыми выявляют течи в обшивке космических кораблей. Как только пылекаты вернутся на базу для заправки и зарядки, он оснастит их индикаторами и отправит в район завалов, пусть все обнюхают.

Словом, найти корабль не хитро. А вот извлечь его будет потруднее. Тут ничего нельзя обещать, кроме миллионных расходов. (Что скажет, услышав это, главный администратор?) Во-первых, физически невозможно доставить туда тяжелые машины, способные ворочать тысячетонные глыбы. Юркие пылекаты не годятся, нужны лундозеры — как их переправишь через Море Жажды? — и несколько ракет гелигнита для взрывных работ. Нет, это отпадает. Конечно, можно понять и администратора… Но взваливать на свое и без того перегруженное Инженерное управление такой сизифов труд — черта с два!

И Лоуренс принялся возможно более тактично (от главного администратора простым “нет” не отделаешься) составлять доклад. Смысл его сводился к следующему: “А. Работа почти наверное невыполнима. Б. Если даже ее можно выполнить, на это уйдут миллионы и не исключены новые человеческие жертвы. В. И все это ни к чему”. Но попробуй, скажи так напрямик… И нужны доводы. Вот почему в конечном виде доклад главного инженера насчитывал больше трех тысяч слов.

Кончив диктовать, Лоуренс помолчал, прикидывая, что можно добавить, ничего не придумал и закончил: “Секретно. Главному администратору, Главному инженеру Фарсайда, Старшему диспетчеру, Начальнику “Лунтуриста”, Центральный архив”.

Он нажал кнопку копирующего устройства. Двадцать секунд — и телефакс выдал ему все двенадцать страниц его доклада, безупречно перепечатанные, знаки препинания на местах, грамматические ошибки исправлены. Лоуренс быстро пробежал текст, проверяя электросекретаршу. Она (по привычке все устройства этого типа относили к женскому роду) иногда тоже ошибалась, особенно при большой нагрузке, когда диктовали сразу десять — двенадцать человек. И вообще, ни одна нормальная машина не может овладеть всеми тонкостями столь эксцентричного языка, как английский. Не говоря уже о том, что любой здравомыслящий человек просматривает напоследок свои донесения, прежде чем отправлять их начальству. Сколько тяжких огорчений испытали те, кто целиком полагался на электронику…

Лоуренсу осталось сверить шесть страниц, когда зазвонил телефон.

— “Лагранж-2” вызывает, — доложил оператор (не автомат). — Некий доктор Лоусон хочет говорить с вами.

“Лоусон? Это еще кто такой?” — спросил себя главный. И тут же вспомнил: ну да, ведь это астроном, который искал “Селену” в свой телескоп. Ему, конечно, уже сообщили, что это ни к чему.

Главный инженер еще ни разу не встречался с доктором Лоусоном. Он не знал, что космический астроном — весьма раздражительный и весьма одаренный молодой человек. К тому же весьма упрямый, что в этом случае было всего важнее.

Том уже начал разбирать инфракрасный локатор, но вдруг призадумался. Устройство почти готово, почему бы из чисто научного любопытства не испытать его? Он по праву гордился своим талантом экспериментатора, довольно редким в век, когда большинство так называемых астрономов на деле были математиками и даже близко не подходили к обсерватории.

Только упрямство помогало Лоусону держаться на ногах, до того он устал к этому времени. Если бы прибор не заработал сейчас, Том сложил бы испытание и лег спать. Но иногда — очень редко — умение сразу вознаграждается успехом. Так было на этот раз: инфраразведчик действовал. Небольшая наладка — и на экране, строчка за строчкой, как в старинных телевизорах, возникло изображение Моря Жажды.

Светлые точки отвечали сравнительно теплым участкам, темные — холодным. Море Жажды было почти сплошь черным, кроме яркой полосы света там, где его гладь обожгли солнечные лучи. Всмотревшись, Том на темном фоне различил еле заметный след — как если бы в залитом лунным светом саду на Земле проползла улитка.

Никакого сомнения: это тепловой след “Селены”. Он видел даже зигзаги пылекатов, еще разыскивающих корабль. Все следы сходились у Гор Недоступности, дальше они терялись за пределами его поля зрения.

Лоусон слишком устал, чтобы внимательно разглядывать экран — да и к чему? Ведь следы только подтверждали то, что и без того уже известно. Конечно, приятно, что еще один собранный им прибор слушается. Порядка ради Том сделал фотоснимок с экрана, потом пошел спать.

Три часа спустя Лоусон проснулся. Не сон, а мука, он нисколько не отдохнул, что-то тревожило его. Как шелест движущейся пыли насторожил Пата Харриса в погребенной “Селене”, так и Тома Лоусона, отделенного от Луны пятьюдесятью тысячами километров, разбудила какая-то малость, чуть заметное отклонение от нормального. У человеческого сознания много сторожевых псов, они порой лают попусту, но умный человек никогда не пренебрегает сигналом.

Еще не очнувшись как следует, Том вышел из своей тесной каморки, прицепился к транспортному канату и заскользил вдоль переходов с нулевой гравитацией к обсерватории. Кисло пожелал доброго утра (хотя на спутнике наступил уже условный вечер) тем из коллег, которые не успели свернуть в сторону, и поспешил уединиться среди своих любимых приборов.